Лев Толстой в кабинете в Ясной Поляне, 1909
Владимир Чертков/Государственный музей Л. Н. ТолстогоЛьва Толстого действительно с некоторыми оговорками можно назвать анархистом. Он не признавал и не боялся никаких авторитетов. Великий писатель прямо обличал российские власти и церковь. Его последователей арестовывали и ссылали, его книги и статьи запрещали («Крейцерова соната», «Христианство и патриотизм», «В чём моя вера?» и др.). Но самого писателя никто трогать не решался. Лишь в конце жизни его отлучили от церкви, но и то как-то половинчато – анафема не была пропета ни в одной церкви. Были у него, кстати, и большие покровители: тетя писателя Александра, например, была фрейлиной императрицы Марии Федоровны, жены Александра III.
Лев Толстой в 1885 году
«Шерер, Набгольц и Кº»/Государственный музей Л. Н. ТолстогоЗа свою долгую жизнь Толстой несколько раз переосмысливал проблемы человеческой власти, государственности и того, как они сочетаются с нравственностью. Он осуждал любое насилие, и одним из главных принципов его поздней философии было «непротивление злу насилием». В этом смысле он был близок восточным мыслителям и даосизму. При этом его принцип вдохновил, например, Махатму Ганди, с которым Толстой даже переписывался. Именно у Толстого, по словам Ганди, он почерпнул «сатьяграху» – ненасильственное гражданское неповиновение, «пассивное сопротивление».
Толстой был низкого мнения о российских властях, но и западные государства виделись ему не в лучшем свете. Вся история Европы по Толстому – это история глупых и развратных правителей, «убивающих, разоряющих и, главное, развращающих свой народ». Кто бы ни вступал на трон, повторяется одно и то же – смерть и насилие над людьми. И происходит это даже во всех «мнимо свободных конституционных государствах и республиках».
Если бы правители были хорошими и высоконравственными людьми, то можно было бы оправдать подчинение им целого народа. Однако, по мнению Толстого, властвуют всегда именно наиболее «дурные, ничтожные, жестокие и безнравственные люди, и главное, лживые люди». Словно все эти качества – необходимое условие для власти.
В статье «Единое на потребу. О государственной власти» Толстой ставит на одну ступень и «развратника Генриха VIII», и «злодея Кромвеля», и «лицемера Карла I»... Весьма грубо проходится писатель и по русским царям, называя Ивана Грозного душевнобольным, Екатерину II бессовестно-распутного поведения немкой, а Николая II, например, малоумным гусарским офицером.
Толстой в 1903 году
М. Оболенская/Государственный музей Л. Н. ТолстогоВсю историю европейских христианских народов со времен Реформации Толстой воспринимает как «непрерывный перечень самых ужасных, бессмысленно-жестоких преступлений, совершаемых правительственными людьми против своих и чужих народов и друг против друга».
Государство Толстой считает грабителем, который отбирает у человека, родившегося на своей земле, право этой землей пользоваться. Человека заставляют платить даже за право находиться на земле – трудом и деньгами он вынужден отдавать дань, чтобы просто жить. Такой грабеж государство защищает как свое священное право.
Насилие применяется к ребенку прямо с рождения, когда его крестят в установленной религии или отдают в школу, где его учат, что правительство его страны самое лучшее, неважно, «будет ли это правительство русского царя, или турецкого султана, или правительство английское с своим Чемберленом и колониальной политикой, или правительство Северо-Американских Штатов с своим покровительством трестам и империализмом».
Так Толстой приходит к выводу: «Деятельность всякого правительства есть ряд преступлений».
Лев Толстой верхом на Зорьке, 1903 г.
Александра Толстая/Государственный музей Л. Н. ТолстогоЧеловек, который руководствуется в своей жизни идеалами разума и добра, должен был бы логичным образом отказаться от любого насилия, перестать его поддерживать. Но люди лишь видоизменяют насилие. «Как человек, несущий бесполезную тяжесть, <...> перекладывает ее со спины на плечи, с плеч на бедра и опять на спину, не догадываясь сделать одного нужного – бросить ее».
Так что Толстой считает, что от любая государственность должна просто исчезнуть. Но как же тогда будет поддерживаться порядок? Писатель видел выход в религии, в нравственных ценностях, вере (будь то в Христа или Будду), в человеколюбии. По его мнению, если человек будет нравствен, то к нему не нужно будет применять насилие, обычно осуществляемое любой государственной системой.
«Европейские народы перешли от низшего состояния к высшему, когда приняли христианство; также перешли на высшую степень развития арабы и турки, став магометанами, и народы Азии, приняв буддизм, конфуцианство или таосизм», – пишет он.
При этом Толстой прекрасно понимает, что сейчас это невозможно, и объясняет почему. Он видит причину в том, что среди народов христианского мира религия ослаблена, «если не совершенно отсутствует», а ведь именно это – главная движущая сила народа.
Кроме того, современная христианская вера Толстому также кажется мнимой. За более чем тысячелетие она вобрала различные «нелепости» и уже не давала никаких основ поведения, «кроме слепой веры и послушания тем лицам, которые называют себя церковью». Современный институт церкви занимает то место, которое должна занимать истинная религия, дающая людям объяснение смысла жизни.
Подписывайтесь на нас в Telegram, VK, Одноклассниках и Дзене