Будь с нами!
Присоединяйся к нашему каналу в Телеграме, чтобы не пропустить эксклюзивный контент.
Конечно же, в первую очередь, их волновала погода. Федор Достоевский, автор «Преступления и наказания», находясь в Петропавловской крепости (он провел там восемь месяцев как участник кружка «петрашевцев»), писал старшему брату Михаилу. «Вот подходят теперь трудные осенние месяцы, а с ними моя ипохондрия. Теперь небо уж хмурится, а светлый клочок неба, видный из моего каземата, -гарантия для здоровья моего и для доброго расположения духа. Но всё же, покамест, я еще жив, здоров. А уж это для меня факт. И потому ты, пожалуйста, не думай обо мне чего-нибудь особенно дурного. Покамест всё хорошо относительно здоровья. Я ожидал гораздо худшего и теперь вижу, что жизненности во мне столько запасено, что и не вычерпаешь».
Антон Чехов решал проблему с погодой просто – уезжал за границу, например, в Ниццу. «Здесь тепло; даже по вечерам не бывает похоже на осень. Море ласково, трогательно. Promenade des Anglais весь оброс зеленью и сияет на солнце; я по утрам сижу в тени и читаю газету. Много гуляю», – писал он издателю Алексею Суворину.
«Что у нас за погода! Вот уж три дня, как я только что гуляю то пешком, то верхом. Эдак я и осень мою прогуляю, и коли бог не пошлет нам порядочных морозов, то возвращусь к тебе, не сделав ничего», – писал жене из Михайловского Александр Пушкин.
Иван Бунин следил, как меняется яркая зелень лета осенними золотыми красками. «Довольно сильный и прохладный ветер. Сад сипит, кипит. Почти все небо в грифельной мути, облачности. Светлее, где солнце. Еще больше желтых, краснеющих, красно-оранжевых вершин. Были облака, ветер. Ночь была поразительно ясная, луна чиста необыкновенно, в небе ни единого облачка, так все продрал резкий ветер».
А Михаил Булгаков жаловался на соседей: «Сегодня впервые затопили. Я весь вечер потратил на замазывание окон. Первая топка ознаменовалась тем, что знаменитая Аннушка оставила на ночь окно в кухне настежь открытым. Я положительно не знаю, что делать со сволочью, что населяет эту квартиру».
Когда с финансами было туго, то Чехов вместо Франции отправлялся в Крым. Правда, там осень была прохладней. «В Ялте начинается осень. Утром был дождь, а сейчас, вечером, дует жесточайший ветер, от которого не спрячешься. Пожалуйста, купи мне (у Мюра, что ли) башлык помягче и подороже и пришли. Возьми также мою теплую плюшевую жилетку и отдай портному, чтобы он обшил тесьмой и вообще починил, потом пришли мне в посылке. Здесь, при плохих печах, без жилетки нельзя; дрожишь, как сукин сын», – жаловался сестре Марии Павловне писатель.
Не в восторге от промозглой петербургской осени был Достоевский: «Зимы в Петербурге холодны, а осени весьма сыры и вредны для здоровья. Из чего следует очевидно, что без платья ходить нельзя, а не то можно протянуть ноги. Конечно, есть на этот счет весьма благородная пословица - туда и дорога! Но эту пословицу употребляют только в крайних случаях, до крайности же я не дошел».
Ивана Бунина осенние холода не смущали. «Шесть часов вечера. Сейчас выходил. Как хорошо. Осеннее пальто как раз впору. Приятный холодок по рукам. Какое счастье дышать этим сладким прохладным ветром, ровно тянущим с юга вот уже много дней, идти по сухой земле, смотреть на сад, на дерево, еще оставшееся в коричневатой листве, краснеющей не то от зари (хотя заря почти бесцветна), не то своей краской».
Золотая осень
«Боже мой, как прекрасна осень... Не тогда, когда грязно и мокро (ваши "пфля, пфля" в совершенстве передают истину), но когда небо совсем прозрачно и спокойно... В погожем осеннем дне есть нечто, напоминающее Людовика XIV в старости... Вы станете смеяться над моим сравнением. Ну что же, тем лучше!», – восклицал Иван Тургенев, автор «Дворянского гнезда».
Чехов признавался в любви этому времени года: «Пахнет осенью. А я люблю российскую осень. Что-то необыкновенно грустное, приветливое и красивое. Взял бы и улетел куда-нибудь вместе с журавлями. Когда-то в детстве я осенью лавливал певчих птиц и продавал их на базаре. Что это за наслаждение! Это лучше, чем книги продавать».
Лев Толстой даже в смене времен года находил почву для философских размышлений. «Ходил гулять. Чудное осеннее утро, тихо, тепло, зеленя, запах листа. И люди вместо этой чудной природы, с полями, лесами, водой, птицами, зверями, устраивают себе в городах другую, искусственную природу, с заводскими трубами, дворцами, локомобилями, фонографами… Ужасно, и никак не поправишь…».
Константин Паустовский восхищался красотой осенней природы. «Все желтеет — пожалостипский сад, ветлы, травы, водоросли, и даже глаза ворюг-котов источают особую осеннюю желтизну. Осень вошла в Солотчу и, кажется, прочно. Все в паутине и в солнце. Безветрие, какого не было даже летом, — поплавки стоят, как зачарованные, — и виден самый тонкий клев. Решил, как только заживет нога, пойти на Черное озеро. Пишу, читаю и предаюсь то горестным, то веселым размышлениям в зависимости от ветров. Ночи уже длинные и густо пересыпанные звездами, — вообще жаль, что Вы не видите здешней осени, пожалуй, это лучшее время. «И каждой осенью я расцветаю вновь».
Для кого-то самым романтическим временем была весна, но кто-то считал, что осень будит в сердце настоящую страсть. «Еще осенью я словно ждал чего-то, кровь бродила во мне, и сердце ныло так сладко, и даже по временам я плакал, сам не зная от чего; но и сквозь слезы и грусть, навеянную красотою природы или стихами, во мне закипало радостное, светлое чувство молодости, как молодая травка весенней порой. Непременно я полюблю, думал я», – признавался Бунин.
В ожидании романтических чувств встречал осень и Тургенев. «Я писал Скачкову, что в воздухе пахнет порохом. Это вздор, это несчастная политическая острота; для меня в воздухе пахнет любовью. Очень, очень для меня роковое время; такой уж я чудак: для других весна, но для меня это тихая грусть природы, это бледно-синее небо, слой желтых листьев по длинным аллеям, обнаженные, темно-бурые ветки, крик синиц, вся прелесть осени неотразимо ложится мне на душу, и я томлюсь, готов полюбить».
Подписывайтесь на «Узнай Россию» в Телеграме, ВКонтакте, Одноклассниках и Дзене