Вывоз мебели из театра
Архив Мариинского театраВид театра с Крюкова канала, 1941
Архив Мариинского театра19 сентября 1941 года 250-килограммовая фугасная бомба попала в здание театра оперы и балета имени Кирова (так в советские годы назывался Мариинский театр). Она разворотила часть зрительного зала, фойе театра и оставила зияющую рану в сердцах ленинградцев.
Театр после попадания бомбы, 1941
Архив Мариинского театраКировский тогда, как и сейчас, был символом города, его дореволюционной культуры и новейших советских свершений. Однако большая часть сотрудников театра о произошедшем узнали не скоро. Еще в середине августа двумя эшелонами они отбыли в глубокий тыл, на Урал. Сборы были поспешными, мало кто мог предположить, что уезжает на годы – казалось, что доблестная Красная армия быстро выдворит врага.
После девяти дней пути эшелоны остановились в городе Молотов – так тогда называлась Пермь. Театральных беженцев никто не ждал, город уже был переполнен эвакуированными. «Не успев разместиться, мы все помчались в театр. Он разочаровал нас: сцена была чуть ли не четвертой частью нашей ленинградской», – вспоминала прима театра Татьяна Вечеслова.
Сцена из спектакля «Иван Сусанин»
Архив Мариинского театраСразу стало понятно, что срочно нужно писать новые декорации – те, что привезли из Ленинграда, просто невозможно было уместить на новой сцене. Чтобы разместить оркестр, убрали первые ряды кресел партера.
Но уже 13 сентября ленинградцы открыли здесь сезон. Та же Вечеслова свидетельствовала: «Первый спектакль на открытии театра – “Иван Сусанин»”(в котором я танцевала вальс) прошел тихо, без успеха. Ни великолепное звучание оркестра под управлением А. Пазовского, ни замечательные молодые голоса Н. Кашеваровой, Г. Нэлеппа, И. Яшугина не растопили лед в зрительном зале.
Фрагмент сентябрьской афиши 1941 года
Архив Мариинского театраПродолжалась эвакуация, город принимал людей. Казалось, что театром никто не интересуется». Не изменилась ситуация и после следующего спектакля – «Лебединого озера». «Кому нужен наш балет? – думали мы. – Кругом льется кровь, один за другим сдают врагу города нашей родины, неделями сидят на вокзалах беженцы, а мы будем танцевать и пытаться доказывать, что кому-то нужно наше искусство!»
В те годы Пермь еще не открыла для себя искусство оперы и балета. Труппа собственного оперного театра была сформирована незадолго до войны. С приездом ленинградцев она была вынуждена на несколько лет отправиться на гастроли по городам и селам края, выступая в неприспособленных для спектаклей клубах, сараях, а то и просто на сдвинутых вместе грузовиках.
Артисты Татьяна Вечеслова и Николай Зубковский в костюмах балета «Гаянэ»
Архив Мариинского театраНе просто приходилось и ленинградцам. Как вспоминал дирижер Юрий Гамалей, танцовщикам приходилось, приноравливаясь к размерам сцены, «прыгать не столько в длину, сколько в высоту». Чтобы физически выжить, ведущий бас труппы Иван Яшугин работал грузчиком за дополнительные продукты. А пермяки с помощью ленинградцев открывали для себя оперу и балет.
Уже через несколько месяцев театральный зал стал заполняться до отказа. Во время эвакуации Кировский смог восстановить около 20 постановок, причем выпустил несколько премьер, среди которых дописанный Арамом Хачатуряном уже в Перми балет «Гаянэ». Хачатурян, как и основная часть сотрудников труппы, поселился в «семиэтажке» – гостинице, построенной в конструктивистском стиле, прямо у театрального сквера. Она стала в эти годы настоящим интеллектуальным центром: в ней останавливались Дмитрий Шостакович, Сергей Прокофьев, Иван Соллертинский, Агриппина Ваганова, Галина Уланова и многие другие.
Сцена из балета «Гаянэ»
Архив Мариинского театраЧерез какое-то время там же появилась измученная, истощенная женщина, в которой с трудом узнавали красавицу с портретов Зинаиды Серебряковой – Екатерину Гейденрейх. Одна из блестящих солисток балета еще императорской выучки, она в первые месяцы войны попала в ГУЛАГ по доносу – выразила сомнение в том, что Ленинград смогут удержать. Ей чудом удалось освободиться из лагеря, и она стала давать уроки балета местным детям. Потом, когда блокаду прорвут, ей не разрешат вернуться со всеми домой, она останется в Перми и станет основателем и первым директором Пермского хореографического училища.
Оперная певица Софья Преображенская, 1940-е
Архив Мариинского театраНо в это же время опера и балет продолжали идти и в Ленинграде. Далеко не все артисты смогли эвакуироваться в августовской спешке, а вскоре кольцо блокады замкнулось. Из-за того, что в здание театра попала бомба, спектакли и концерты давали на других площадках. Роли руководителей упали на певца Ивана Нечаева и приму-балерину Ольгу Иордан.
Из-за интенсивных налетов и артобстрелов спектакли шли днем, но и они бесконечно прерывались воздушной тревогой. Артисты, пораженные тем, что зрители не покидали зал, порой не прерывали спектакли. С наступлением страшной первой блокадной зимы театральная жизнь оборвалась – в городе к этому времени не работали электричество и водопровод, дневная норма хлеба для работающих упала до 250 граммов, начались массовые смерти от голода. Но уже в марте спектакли возобновились. Причем это были не скромные одноактные постановки – артисты были в дистрофическом состоянии, но для ленинградцев они восстановили «Пиковую даму», «Евгения Онегина», «Травиату», «Эсмеральду», «Кармен».
Сцена из балета «Эсмеральда», 1942 год
Архив Мемориального музея обороны и блокады ЛенинградаИменно тогда среди зрителей оказалась юная Галина Вишневская, впервые попавшая на оперный спектакль. В мемуарах она писала: «Весь спектакль отпечатался в моей памяти, как на кинопленке. И сейчас вижу перед собой изможденного Германа, Лизу с обнаженными, синими и тощими, как у скелета, плечами, на которых лежит толстый слой белой пудры; великую Софью Преображенскую – графиню (такого драматического меццо-сопрано я уже за всю свою жизнь не услышу) – она тогда была в самом расцвете своего таланта. Когда они пели, изо рта у них валил пар. То волнение, потрясение, которое я пережила там, было не просто наслаждением от спектакля: это было чувство гордости за свой воскресший народ, за великое искусство, которое заставляет всех этих полумертвецов – оркестрантов, певцов, публику – объединиться в этом зале, за стенами которого воет сирена воздушной тревоги и рвутся снаряды. Воистину – не хлебом единым жив человек».
Артисты балета читают «Правду» в первые дни снятия блокады Ленинграда
Яков Халип/SputnikПо приблизительным подсчетам, за три года блокады оперные и балетные спектакли в Ленинграде увидели около ста тысяч зрителей. Солистка балета Наталья Сахновская, которая всю блокаду вела дневник, писала в нем после концерта: «Никогда, казалось, не танцевали мы с таким наслаждением, никогда не ощущали такой полноты отдачи. Ласковые лица и теплый прием стали нам наградой…»
Подписывайтесь на «Узнай Россию» в Телеграм, VK, Одноклассниках и Дзене