Будь с нами!
Присоединяйся к нашему каналу в Телеграме, чтобы не пропустить эксклюзивный контент.
«Посадили на машину, маму высадили у тюрьмы "Кресты", а нас повезли в детский приемник. Мне было двенадцать лет, брату – восемь. В первую очередь нас наголо остригли, на шею повесили дощечку с номером, взяли отпечатки пальцев. Братик очень плакал, но нас разлучили, не давали встречаться и разговаривать». Эту страшную сцену из 1938 года вспоминает в разговоре с Музеем истории ГУЛАГа Людмила Петрова из Санкт-Петербурга. Они с братом были виновны лишь в том, что оказались детьми репрессированных родителей.
В 1937 году один из организаторов Большого террора, глава народного комиссариата внутренних дел (НКВД), Николай Ежов подписал печально известный приказ «Об операции по репрессированию жен и детей изменников Родины». Жены «изменников Родины» подлежали аресту и заключению в лагеря на 5-8 лет. Их дети в возрасте от 1-1,5 лет до 15 лет направлялись в детские дома. По данным Музея истории ГУЛАГа, всего по приказу Ежова в тюрьмы и лагеря попали 18 тысяч жен арестованных «предателей», а в детские дома были помещены более 25 тысяч детей.
Дом ребенка Каргопольского исправительно-трудового лагеря
Из фондов ГА РФЛюди, прошедшие через такие испытания, вспоминали, что в и так переполненных детских домах кормили их очень плохо - и они были вынуждены искать пропитание на помойках. Многие болели и умирали, при этом воспитатели активно применяли физические наказания к детям.
Воспитателям детских домов было предписано внимательно следить за детьми репрессированных, «своевременно вскрывать и пресекать антисоветские, террористические настроения и действия».
В советском обществе на детей и членов семьи репрессированных оказывался психологический прессинг - от них отворачивались вчерашние друзья: и взрослые, и дети. Даже дети высоких начальников в одночасье становились неугодными членами общества и переезжали из роскошных квартир в детские дома. Дочь расстрелянного командующего армией вспоминала Мира Уборевич вспоминала: «Мы были раздражены, озлоблены. Чувствовали себя преступниками».
Мира Уборевич
Общественное достояниеТаких детей можно было вернуть родственникам, но это требовало решительных бюрократических мер - многие просто не успевали вовремя оформить опеку. Были и те, кто просто боялся брать детей репрессированных - чтобы не навлекать лишнее внимание и подозрение на себя и свою семью.
Отдельно среди детей репрессированных родителей выделялись «социально-опасные дети», которые согласно приказу должны были заключаться в лагеря, исправительно-трудовые колонии или детские дома «особого режима».
Так 14-летний Петр Якир отказался считать своего расстрелянного отца преступником - и был сослан, а позже осужден на 5 лет колонии по сфабрикованному обвинению. В итоге он пробыл в лагерях 17 лет и вышел на свободу лишь в 31 год. «По рассказам я понял, что то, что творится в Астрахани, происходит по всей стране, т. е. арестовывают невиновных, бьют и издеваются на следствии», - так позже Якир описал все происходившее с ним в книге «Детство в тюрьме».
Советский военачальник И.Э Якир с сыном Петром. Фото из книги: А.М. Ларина-Бухарина. «Незабываемое». М., 2002
Музей современной истории РоссииНад попавшими в лагеря «малолетками» издевались, их избивали, они часто оказывались в камерах со взрослыми уголовниками. В самом юном возрасте они были вынуждены постигать науку выживания - их жизнь были поломана. В «Архипелаге ГУЛАГ» Александр Солженицын писал, что их представления о мире и добре и зле искажены, и они усваивали «наглую, нахальную манеру держаться», потому что это «самая выгодная в лагере форма поведения».
«Десятки тысяч детей репрессированных прошли лагеря, но большинство из них так и не смогли вернуться к нормальной жизни и пополнили собой преступный мир», - пишет в научной статье «"Социально-опасные дети". Террор против семей "изменников родины"» Татьяна Полянская, научный сотрудник Музея истории ГУЛАГа.
Детей, рожденных в ГУЛАГе, почти сразу отнимали от матерей. Во многих исправительно-трудовых лагерях были специальные бараки, или, как их называли, «Дома ребенка». Там содержались и дети, рожденные в лагере, и дети, которые приехали вместе с осужденной матерью (разрешалось брать с собой детей в возрасте до 1.5 лет).
Дом ребенка в исправительно-трудовом лагере
Из фондов ГА РФВыживание таких детей зависело от климата, в котором находился лагерь и от длительности этапа, а также и порой в первую очередь - от отношения к детям сотрудников лагеря, воспитателей и медсестер Дома ребенка.
«Плохой уход за детьми со стороны персонала Дома ребенка приводил к частым вспышкам эпидемий и высокой смертности, которая в разные годы варьировалась от 10% до 50%», - пишет Полянская.
Музей истории ГУЛАГа в рамках проекта «Мой ГУЛАГ» собирает воспоминания бывших узников лагерей, в том числе детей. Валентина Жукова рассказала, что родилась в лагере в 1946 году. Ее мать забеременела от начальника лагеря. В 1951 году Валентину увезли из лагеря в детский дом. Уже через год мать освободили, но из детдома Валентину забрал отец, а с матерью она встретилась лишь в 2015 году.
Валентина Жукова (кадры из видео интервью для проекта "Мой ГУЛАГ")
Музей истории ГУЛАГа/youtube.comГеоргий Каретников рассказал, что первые восемь лет своей жизни провел в детском бараке. Он родился в 1938 году в Акмолинском лагере жен изменников Родины (АЛЖИР). Он предполагает, что когда его мать арестовали, она еще не знала, что беременна. Когда она родила, Георгия сразу забрали и впервые он встретился с матерью лишь в день ее освобождения в 1946 году. Отец же написал отказ от сына - они виделись, когда Георгий стал взрослым, но не стали близки.
Георгий Каретников (кадры из видео интервью для проекта "Мой ГУЛАГ")
Музей истории ГУЛАГа/youtube.comМногие дети, которые были разлучены с родителями, вспоминали, что радости встречи и воссоединения не было. Слово «мама» они относили к своим воспитателям, а встретившись с реальными матерями, не кидались в объятия - часто были холодны и не понимали, как себя вести. Их взаимоотношения не сформировались.
После освобождения у бывших лагерных заключенных не было права проживать в крупных городах. Они могли селиться не менее, чем в 100 км от них. На работу бывшим узникам также было устроиться тяжело. Часто они снимали очень бедную комнату или даже угол в общежитии.
Многие не имели средств даже на то, чтобы добраться до родных мест - и оставались жить в городах, ближайших к местах заключения. Так всю жизнь прожив в Ярославской области, Лидия Чюринскиене лишь уже взрослой женщиной узнала, что родилась в Ленинграде и поехала с матерью по этапу младенцем. Вскоре ее забрали в детский дом - и о том, что она находилась в лагере, она даже не рассказала ни мужу, ни детям. Очевидно, она не хотела, чтобы об этом узнали и на работе.
Лидия Чюринскиене (кадры из видео интервью для проекта "Мой ГУЛАГ")
Музей истории ГУЛАГа/youtube.comЕсли человеку все же удавалось добраться до родного дома, часто квартира могла быть конфискована, и там уже жили другие люди.
В 1991 году был принят закон «О реабилитации жертв политических репрессий», согласно которому дети репрессированных тоже признаются пострадавшими от репрессий. Кроме того, за ними признается право вернуться в населенные пункты, где они или их родители жили до ареста. Позже в закон добавили, что и дети, рожденные в местах заключения, могут претендовать на жилье в городе, где их родители жили до ареста.
Однако с бюрократической точки зрения процедура «возвращения домой» крайне сложна. Нужно собрать справки о реабилитации и множество других документов. Потом встать на учет по предполагаемому новому месту жительства - и в каждом субъекте (республике или области) России действуют свои законы, порядок и очередь на выдачу бесплатного жилья. Таким образом процесс может затянуться - и иногда на десятилетия.
Вернуться в города, где жили до ареста, могут до сих пор не все
memo.ruТак три женщины Алиса Мейсснер, Елизавета Михайлова и Евгения Шашева, родившиеся в ссылках, уже много лет безуспешно пытаются получить право жить в Москве. Елизавете Михайловой, например, уже за 70, и она вынуждена ездить из Владимирской области по несколько часов в Москву, чтобы добиться справедливости.
За их дело взялись правозащитники и юристы, они пытаются добиться для жертв репрессий права получать компенсацию в кратчайшие сроки - и не из региональных, а из федерального бюджета, как это делается в случае с инвалидами, ветеранами второй мировой войны и жертвами взрыва на Чернобыльской АЭС. Но эта история еще не получила счастливый финал.
Russia Beyond благодарит Музей истории ГУЛАГа и правозащитное общество «Мемориал» за помощь в подготовке материала.