Будь с нами!
Присоединяйся к нашему каналу в Телеграме, чтобы не пропустить эксклюзивный контент.
Тройка зимой, 1883, Николай Сверчков
Третьяковская галерея«Уж если русский человек хватит лишнюю чарку, так вы его никак не заставите ехать по-немецки, то есть шагом или маленькой рысцою. Он будет кричать, орать песни и скакать до тех пор, пока не одолеет его сон и вожжи не вывалятся из рук», – писал историк Михаил Загоскин в книге «Русские в начале восемнадцатого столетия». Пьяные ездоки были на Руси всегда, и до революции они были не менее опасны, чем сегодня – пусть скорости были меньше, но возможностей погибнуть гораздо больше.
Понесли, 1884, Павел Ковалевский
Public DomainИсследователь истории русских дорог Владимир Коршунков приводит случай из газеты «Вятская речь» за 1914 год: «Учительницы женской школы Колчина и Багаева на Святки возвращались в Сарапул. Ехали на одной лошади. Колчина везла с собой трехлетнюю дочурку. Около села Пурги путницам встретился обоз с вином. От удара… кошевка (зимние двухместные сани. – Прим. ред.) с учительницами перевернулась и упала в канаву, придавив спутниц и их ямщика. А возчики, столкнувшие учительниц в канаву, как ни в чем не бывало поехали дальше. В результате Колчина задохнулась, Багаеву же насилу привели в чувство».
Тройка в грязи, 1889, Павел Ковалевский
Public DomainОсобенно опасно было перевернуться в экипаже, нагруженном вещами – сундуками и корзинами пассажиров могло придавить и задушить. Всадники тоже не были застрахованы – лошадь могла выбросить их из седла, могла понести… Упав с лошади и зацепившись ногой за стремя, можно было погибнуть очень быстро.
Не были застрахованы от переворотов и падений и знатные лица. Александра Тютчева в 1853 году так торопилась с Орловщины в Петербург на вручение звания фрейлины, что перевернулась в экипаже. «Я очутилась вместе со своим опрокинутым возком в глубоком овраге, с контуженной головой…» – писала Тютчева. Неудача в пути настигала и императоров – в 1836 году экипаж самого Николая I перевернулся возле города Чембар под Пензой. Император сломал ключицу и 17 верст (больше 18 км!) шел пешком.
Линейка из Москвы в Кузьминки, 1892, Валентин Серов
Русский музейВылететь из экипажа вообще было обычным делом, особенно на спусках и поворотах. Современных тормозов у экипажей и телег не было – под колеса лишь подкладывали деревянные «башмаки», которые замедляли скольжение вниз. Каждый спуск, особенно зимой, был рискованным делом. Илья Репин в 1863 году ехал из Харькова в Москву. Он писал: «Страшно спускаться с больших гор. [...] Случалось, что в гололедицу мы долго ждали под горой, пока форейтор приводил подмогу с почтового двора. [...] Сколько было случаев и на нашей дороге… Ведь шоссе окопаны глубокими канавами… И не раз, разогнавшись, незаторможенный экипаж врезывался и опрокидывался в канаву».
Мостик у мельницы, 1908, Константин Коровин
Тверская областная картинная галереяВ России до революции словом «мост» могли называть совсем не то капитальное сооружение, которое мы себе представляем, а просто доски, бревна или даже ветки, брошенные на грязь или в болото. «Только жерди, едва обтесанные», – писал священник Николай Блинов о таких «мостах» через болота в 1861 году. С такого моста, конечно, не упадешь, а вот провалиться через него или соскользнуть в болото можно. И прощай, экипаж.
Высокие, «настоящие» мосты через реки также представляли опасность. В 1723 году сам Петр предупреждал жену Екатерину: «Мосты высокие… через реки многие некрепки… Лучше, чтоб пешком перешла или в одноколке переехала». А представьте, если ехал целый обоз, как у помещицы Елизаветы Яньковой в 1803 году: «Три фуры (грузовые экипажи. – Прим. ред.), три кибитки на волах парами и телегу в одну лошадь, обозных три человека и Тараса-повара с парою лошадей, а сами отправились мы в восьмиместной линейке (вид легкого экипажа. – Прим. ред.) в шесть лошадей, в карете в шесть лошадей, коляске в четыре лошади и кибитке в три лошади». Такому каравану уже нужно было выбирать, какими мостами проезжать, и дорога становилась гораздо длиннее.
По Великому Сибирскому пути, 1883, Николай Сверчков. Русские дороги в распутицу представляли собой настоящие реки из талой воды и грязи
Государственный художественный музей Алтайского краяМаркиз де Кюстин в книге «Россия в 1839 году» писал, что встретил «множество скверных дощатых мостов, один из которых показался мне просто опасным», мосты «неровные и опасные, так как часто в них недостает самых главных звеньев».
Подозрительные люди, 1882, Константин Савицкий
Русский музейПомимо конструкционной опасности мосты на Руси были скоплением нищих и разбойников – ведь это место, где точно проходят много людей даже в малонаселенной местности. Кроме того, как пишет Владимир Коршунков в статье «Мосты, разбойники, нищие», «Дорожные мосты располагались в низине или овраге, где путь сужался. Начинался шаткий настил, в сумерках особенно опасный, и ехавшие люди волей-неволей притормаживали либо выходили из повозки. Тогда и нападать было удобнее».
«Любит проезжих гостей да из-под моста их встречает», говорили о разбойнике. Играло тут роль и понимание моста в традиционной культуре как места, где живет нечисть. Суеверные крестьяне и так боялись мостов, а страх – лучшее условие для нападения. Под мостом можно было не только прятаться, но и хранить добычу, а в реку спускать тела несчастных, которые сопротивлялись и были убиты.
Разбойники под мостами были даже в Москве – в XVIII веке под арками Всехсвятского моста промышляли шайки, которые пропивали награбленное в кабаках на самом мосту. Но не только мосты были обиталищем разбойников. Вплоть до середины XIX века чуть ли не в каждом лесочке возле проезжих дорог прятались шайки разбойников.
Разбойниками становились крестьяне, бежавшие от злых помещиков, армии, государственных налогов. В разбой шли солдаты, уже освоившие воинское дело и часто умыкнувшие оружие. На вооружении разбойничьих шаек бывали не только ружья, но и пушки, с которыми можно было останавливать и брать купеческие обозы. Против разбойников высылали воинские команды, а леса вдоль дорог и около городов вырубали, но власть так и не справилась с этим видом преступности.
Извозчик. Из серии «Русские типы», 1920-е, Борис Кустодиев. Извозчик «официальный», в синем кафтане и с номером. Попробуй ненароком стегани кобылу такого мужичка своим кнутом – получишь...
Национальный музей «Киевская картинная галерея»Два экипажа не смогли разъехаться на узкой дороге – вечная история дорожного конфликта. Для конных экипажей в царской России это большая проблема – многие упряжки состояли из нескольких лошадей, были с широкими оглоблями и осями экипажей, и на узкой деревенской или городской улице было сложно разъехаться, надо было уступать. А уступать никто не хотел. Ну а уж если кнутом попадет по чужой лошади – на скорости, в порыве гнева или в суете разъезда – тогда точно замахают кулаками.
Коршунков цитирует материалы этнографического бюро о конфликтах на дорогах Русского Севера: «Едет, особенно зимой, один мужик, навстречу ему другой, никто не отворотит, и вот, одного или вывалит из саней, или что-нибудь поломается. Конечно, он матюкнет виновника и ударит, если незнаком, кнутом, тот тоже отмахнется, и потерпевший выхватит что попало: топор, и стукнет противника…»
Объезд епархии, 1885, Павел Ковалевский. Чиновники – в дилижансе, запряженном пятеркой с форейтором (на передней лошади), им уступают и крестьяне (в телегах справа и слева, снимают шапки), и местные образованные люди (в двуколке слева), возможно, мелкие чиновники
Третьяковская галереяПонятно было, кому уступать, если встретятся барин и крестьянин, знатный дворянин и мелкопоместный, фельдъегерь и почтовая карета – «младший» должен уступить, а если его нагоняет более быстрый экипаж – дать проехать. Особенно сложно это было зимой, в метель, когда дорога была окружена заносами или целыми стенами из сугробов и снега. Крестьянам приходилось сначала выкапывать и вытаптывать площадку – «уторопище» или «утолоку», куда свернут их лошади и телега, а экипажу барина нужно было протискиваться мимо них.
А что, если столкнутся примерно равные – военные или дворяне? Тут начинали «чинами верстаться», выяснять, кто выше по чину, кто дольше служит и кто кого старше. Если встречались на узком пути крестьяне, были негласные правила – пустой воз уступает груженому, меньшее количество лошадей – большему. Ну а когда ехала важная персона, например губернатор по своей губернии, их кучеры уже издалека кричали встречным экипажам: «Сворачивай!»
Нападение волков, 1860, Николай Сверчков
Public DomainПомимо разбойников смертью на дороге угрожали путешественникам стаи голодных волков. Многие из лесных зверей болели бешенством, так что даже их укус угрожал жизни и здоровью.
Как писал еще в 1653 году побывавший на Русском Севере хирург Пьер да Ламартиньен, медведей и волков было «так много, что мы постоянно были в страхе… ежеминутно ожидая нападения». Однако в северных лесах, где было много диких оленей и другой живности, волки не так лютовали, как в Центральной России, где их добычу отстреливали охотники.
Историк Владимир Коршунков цитирует сообщение 1869 года из Вятской губернии: волк покусал двух крестьян – Матвея Шихова и Козьму Мухина, «у первого исцарапал на голове кожу до кости и искусал нос, левую ногу и руку, а у второго левую щеку, висок и правую руку». Сначала оба были здоровы, но через несколько месяцев Козьма Мухин умер от бешенства.
Волки заходили в деревни и, конечно, нападали на путников. Для их отпугивания ямщики зажигали пучки соломы, крепили на свои экипажи и телеги горящие факелы, а путники имели с собой пистолеты и ружья. В некоторых местах России волки оставались проблемой вплоть до XX века. Коршунков описывает, как Серафим, епископ Дмитровский, в середине 1920-х ехал с возницей вдвоем в оттепель возле станции Кубинка в Московской области. «Лошадь, смирная и послушная, вдруг рванулась и – на дыбы, так, что лопнули вожжи» – почуяла волков, глаза которых уже блестели в темноте. «Волки забегают вперед, кидаются навстречу. Испугать бы их, зажечь бумагу – они огня боятся. Но спички отсырели». В итоге один волк погнался за экипажем, но его удалось отпугнуть криками. Видимо, волки были не очень голодны и их было немного, так что владыке Серафиму повезло. В более глухих местах они охотятся стаями и до сих пор кое-где представляют опасность для пешеходов и деревенских жителей.